Огород заблокирован от входящих камней.
Мы сидим в железной коробке под мостом. Толщина верхнего слоя-сантиметров 30, на поверхности рельсы, по которым на полной скорости бегут поезда, а где-то далеко внизу тонкий ручеек, по ошибке именуемый рекой. Сквозь прорези в ржавеющих стенах нашего убежища проникают лучи майского солнца. У нас в городе аномальная жара, именно поэтому мы все в черном. Нам аномально жарко.
Фарф рисует маркером на стене. Какая-то анимешная мордашка с хитрыми узкими глазами и ухмылкой одной чертой. Только Фарф способен передать одной чертой целую гамму эмоций, а может быть у него просто получаются эти японские каракули.
"Я-продавец счастья". Волча смеется над этой надписью и тушит о край рисунка свою сигарету, сразу пахнет дымом и вишней. Сегодня у нее дорогое курево.
-Дурацкая подпись. Мне нравится. - она сплевывает в расщелину в полу. Фарф ухмыляется.
Я поднимаю голову, откидываю волосы назад. Они у меня длинные, цвета морской волны и неумело уложенные волнами. Обычные косички на ночь-не более. Я плету венок из одуванчиков, поэтому пальцы у меня желтые и немного липкие.
-На мне кровь мертвых одуванчиков, - я смеюсь, пристраивая венок на голову.
-Ну да, ты носишь на голове усыпальницу, - на полном серьезе говорит Фарф, в сотый раз обводя маркером "я продавец счастья".
-Эй вы, сейчас поезд проедет, - гремя цепями, сверху прыгает Сашка и становится в ожидании.
Это любимое развдлечение нас. А потом перерыв. И мы пойдем гулять по насыпи вдоль рельс, слушая один куплет Люмена-все, что умещается на Фарфовском телефоне.
"Я продавец счастья"-все, что осталось от нас.
Через год мы с Фарфом уехали, Сашки не стало, а Волча вышла замуж и перестала любить поезда. Потеряла надежду вырваться.
И снова май.
Скоро будут ландыши и кровь мертвых одуванчиков на пальцах.